Взмахни белым крылом - Страница 38

Сезар дал шпоры коню, и они исчезли за углом. Кэтрин с Эдвиной отправились пешком, поскольку заходить далеко они не собирались, а машинам во время ярмарки было вообще запрещено появляться на улицах Севильи. В своем попугаечно-ярком платье девушка чувствовала себя неловко, пока не заметила, что каждая вторая женщина на улицах одета точь-в-точь как она. Мимо них то и дело проносились лошади и открытые коляски, битком набитые хорошенькими девушками в ярких нарядах. Казалось, весь город, высыпав на улицы, беспечно веселится, ничуть не утомленный только что закончившейся Страстной неделей. И Кэтрин вдруг почувствовала, что на сердце у нее стало легче. Да и могло ли быть иначе? Ведь она так молода, в небе ярко сияет солнце, а вокруг раздаются шутки и звенит смех!

Сама ярмарка представляла собой целое море киосков и ларьков, выстроенных рядами и разукрашенных яркими флагами, гирляндами цветов, фонариками. Тут же были сооружены и специальные павильоны для знатных семейств Севильи, чтобы они могли принять своих друзей и знакомых. Само собой, такая честь была предоставлена и Агвиларам, но Эдвина сказала, что время встреч наступит позже, когда спадет жара.

Они присоединились к тем, кто пришел полюбоваться праздничным шествием – нескончаемой вереницей гарцующих лошадей и сияющих весельем девушек в сопровождении кавалеров. Пилар, узнав их в толпе, послала им ослепительную улыбку, но Сезар с каменно-неподвижным лицом смотрел куда-то вдаль, поверх голов.

Когда, утомившись, Кэтрин захотела вернуться в «Каса» передохнуть, ее вызвался сопроводить Хосе.

– Вот это и есть истинная Севилья, – сказал он. – Сегодня вам наконец удастся послушать, как поют народные песни!

– Жду не дождусь, – кивнула она. – Как танцуют фламенко, я уже видела.

– Это любители! – презрительно фыркнул он. – Вечером вам представится случай увидеть настоящих танцоров. Кстати, ваше платье удивительно идет вам, сеньорита Каталина.

– Но чувствую я себя в нем на редкость неловко, – призналась она. – Наверное, потому, что я не испанка.

– Вы можете ею стать, – негромко произнес Хосе, бросив на нее выразительный взгляд.

Кэтрин смешалась. Впервые он дал ей понять, что знает о планах деда.

– Нет, сеньор, – поспешно возразила она. – Несмотря на платье, в душе я навсегда останусь англичанкой.

– Кто знает? – многозначительно прошептал он.

«Я знаю», – подумала Кэтрин. Однако глупо было бы обсуждать это сейчас, на улице. Но когда они добрались до дому, Хосе тут же галантно с нею распрощался.

Вечером над городом стояло сплошное море разноцветных сверкающих огней. Кэтрин, вернувшись на ярмарку, остановилась у павильона, отведенного Агвиларам, наблюдая за представлением в центре площади. Тем танцевали сегидилью и севильяну – страстные, огненные пляски, во время которых мужчина и женщина с полным целомудрием изображают самое естественное из всех вожделений – плотскую страсть. В павильоне Агвиларов было полно народу. Сальвадор с видом гостеприимного патриарха восседал в огромном кресле, а Пилар в немного помятом платье кокетливо строила глазки молодому испанцу, Карлосу Фонсеке, прячась за веером от строгого взгляда доны Луизы. Сезара нигде не было видно. И вдруг Кэтрин обнаружила, что он стоит возле нее.

Сердце девушки на мгновение замерло, а затем заколотилось как бешеное. Сезар был так близко, что почти касался ее, однако стоял молча, как изваяние, наблюдая за молоденькой цыганкой, танцующей в двух шагах от них. Ноздри его чуть заметно трепетали, грудь тяжело вздымалась. Неожиданно он повернулся, заглянул ей в глаза, похожие на суровое северное море, и между ними словно проскочила искра. С губ Сезара сорвался негромкий смешок, и Кэтрин почувствовала, как его пальцы сомкнулись вокруг ее руки чуть повыше локтя.

– Пойдем, – глухо прошептал он, и тут же стал пробираться сквозь толпу зрителей.

Кэтрин не понимала, куда и зачем он ведет ее, но ей не было до этого дела. Достаточно было услышать его голос, почувствовать прикосновение его руки, чтобы она забыла обо всем. И потом, как сказала Эдвина, во время ярмарки все немного сходят с ума. Он провел ее в танцующую толпу, где в воздухе оглушительно трещали кастаньеты, трепетали на ветру широкие юбки и слышался глухой топот каблуков, выбивающих дробь.

– Танцуйте, – велел Сезар и задвигался в такт музыки.

– Я не могу... не умею, – забормотала Кэтрин, но, к своему изумлению, начала, двигая ногами и руками, пристукивать каблучками.

Испанские народные танцы всегда немного сладострастны, и этот не был исключением. Сезар исполнял его превосходно. Положив руки на бедра, надменно вскинув голову, он медленно кружил вокруг девушки. Взгляд его горящих глаз был прикован к ее лицу. Тела их почти соприкасались, но он ни разу не дотронулся до нее. Отдавшись яростному ритму, Кэтрин ничего уже не замечала, кроме его лица, покрытого темным загаром, его пылающих огнем глаз. Она отдавалась ему так же безотчетно, как если бы лежала в его объятиях, и, хотя Сезар ни разу не коснулся ее, чувство близости, охватившее их, было ошеломляющим. Все вокруг куда-то исчезло, остались только они вдвоем – мужчина и женщина, которых неудержимо тянуло друг к другу.

Когда это наваждение кончилось, Кэтрин испытала почти физическую боль. Она покачнулась, руки ее упали, перед глазами все плыло. Сезар замер перед ней и отбросил со лба непокорную прядь.

– Должно быть, я выпила слишком много мансанильи, – запинаясь, пробормотала девушка.

– Я тоже немного пьян, – мрачно сообщил он, – но не от вина.